ОСЕННИЙ ПЛАЦДАРМ 43-ЕГО (рассказ, подвигу Героя Советского Союза капитана Михаила Герасимовича Калинкина посвящается)

Тихо урчал мотор, и машина на дорожных низинах входила в завесы плотного тумана. Над лесами и полями всходило молодое золотистое солнце, а мелькавшая за окном зелень погрузила Ивана Никифоровича в раздумья, и он опять вспомнил то утро в ноябре 1943-его года…
Легкую дымку утреннего тумана и тишину, доселе благоговейно стоявшую над долиной, разорвал грохот снарядов. Лежа на сырой, прохладной земле Иван Пронин всем телом почувствовал, как она задрожала от артиллерийской канонады. Он сжал сильнее верный ППШ и пригнулся к земле. Кисловатый запах земли, такой родной и до боли знакомый напомнил ему родное село, Машу и даже вечно ломающийся трактор «Фордзон», на котором он перепахал не один гектар колхозного поля. Теперь Пронин даже с любовью вспоминал эту старинную колымагу, за которую ему постоянно попадало от Михайлова, заведующего моторно-тракторной станцией…
— Эх, хорошо фашиста «жарят»! – восторженно прохрипел сержант Кононов, лежавший недалеко от товарища.
Иван в ответ лишь только молча кивнул: конечно, такая высокая кучность огня живого места не оставят от фортификационных укреплений противника. Но в ценные минуты перед боем Иван предпочитал не думать о предстоящем сражении. Он смотрел на серые воды спокойного течения реки и позавидовал ее невозмутимости. Кто ее только не переплывал, и монголо-татары, и войска Напалеона и, наконец, ненавистные гитлеровцы, а она все так же величаво течет сквозь столетия.
— Готовсь! – прозвучала команда капитана, и Пронин почувствовал, как его телом овладело напряжение… Скоро все смешается в огне и дыму – земля, железо, плоть …
— В атаку-у! — крикнул ротный и его голос потонул в грохоте канонады и клубах дыма…
***
Уазик, доехав до конца деревни, фыркнув, остановился и Иван Никифорович вышел из машины. Это был пожилой человек, одетый в скромный серый костюм и фетровую кепку, которая скрывала седину. Он стоял и вдыхал полной грудью свежий бодрящий воздух Посожевья. Ласковое майское солнце нежно пригревало, остывшую за ночь землю, а ветер разносил сладкий аромат деревенских садов и щебет птичьего многоголосья.
— Подожди меня здесь, Петро, — сказал он водителю и медленно пошел в сторону кургана, на котором возвышался обелиск. Нежная, приятная на вид зелень покрывала насыпь. Высокая стела с барельефом солдата в каске возвышалась над крутым обрывом реки. Иван Никифорович осмотрелся кругом: синяя река все также мирно текла, верхушки деревьев с молодой листвой тихо покачивались от весенного ветерка, из близлежащей деревни доносился лай собак и кукареканье петухов, в отдалении слышался рокот трактора, работавшего на совхозном поле. Наблюдая за этой мирной картиной деревенской жизни, Иван Никифорович вновь погрузился в свои воспоминания…
***
В ответ на атаку советских частей, немцы открыли смертоносный огонь по наступавшим. Дождь из пуль и град снарядов со страшной силой обрушился на солдат. Неожиданно перед нападавшими из-за близлежащей деревенской околицы выполз немецкий квадратолобый танк. Застрекотал немецкий пулемет на башне.
— Ложись! – крикнул сержант, и солдаты плюхнулись в грязь дорожной канавы, размытой осенними дождями. Иван отчетливо услышал над своей головой свист пронесшегося снаряда и грохот взрыва позади себя, который смешался с предсмертными криками.
Кононов уже достал гранату и швырнул ее под гусеницы фашистского монстра. Пронин впопыхах нащупал свою гранату и, выдернув чеку, также зашвырнул ее под танк. Последовало два взрыва. Стрекот пулемета прекратился… Иван поднял голову, танк с развороченными гусеницами дымился. Первым поднялся Кононов и дал очередь из ППШ по вылазившим из башни чумазым немцам. Пронин тоже поднялся, но визг пулеметных очередей из близлежащего березового пролеска заставил его вновь пригнуться. Иван осмотрелся по сторонам, много убитых и раненых остались лежать на земле.
— К деревне! – крикнул капитан, и бойцы побежали вслед за командиром, давая короткие очереди в сторону пролеска.
***
— А долго мы еще здесь будем?
Пожилой человек вздрогнул, так как не услышал, как подошел шофер.
— Скоро поедем… — тихо вымолвил Иван Никифорович.
Молодой водитель вдруг заметил заросшие окопы, тянущиеся вдоль всего обрыва.
— Что это? Окопы?
— Первая линия фашисткой обороны. Здесь в основном шел в ход штык и сноровка. Немцы пятиминутную артзачистку переждали в блиндажах и укрытиях… А затем открыли огонь по форсировавшим Сож. Река в этом месте была красной от крови…
— Да-а, — задумчиво протянул шофер, смотря вниз с обрыва, — а ведь на такой высокий крутой берег не так-то легко и забраться.
***
Вдруг пошел холодный, ноябрьский дождь и дымовая завеса, которая стояла около часа над деревней, постепенно развеялась. Наконец, со стороны леса появились две фигуры в зеленых плащ-палатках.
— Что там за огневая точка? – спросил ротный у возвратившихся из разведки солдат.
— Немецкий дот, товарищ командир, не подступиться, стоит на возвышении…
— Все в обход… Саперы и пара бойцов для прикрытия со мной! – приказал капитан, — Пронин! Кононов!
Немецкий дот в осеннем редколесье издалека был похож на сказочную голову мифического чудища. Он был покрыт бурой листвой, из окошка торчало дуло крупнокалиберного пулемета, которое источало злобный огонь.
Пока саперы обходили его, капитан со своими бойцами отвели огонь на себя. Они спрятались за небольшим взгорком и начали оттуда швырять гранаты, пытаясь попасть в отверстие дота. После очередного взрыва пулемет замолкал, но потом вновь еще яростней продолжал посылать смертоубийственные очереди. Вскоре земля на взгорке превратилась в распаханную целину. Гранаты закончились, ротный был ранен в руку, а дот еще не был подорван, и продолжал распространять свинцовую смерть в округе. Командующий немецкой обороной на этом участке специально поместил его посреди редколесья, чтобы танк или САУ не смогли подъехать ближе и дать прицельный огонь.
— Товарищ капитан! – обратился к капитану Кононов, — наверное, немецкая пехота «сняла» наших саперов.
— Прикройте меня – вдруг после короткого раздумья приказал ротный бойцам.
Пронин и Кононов переглянулись.
— Товарищ командир, разрешите обратиться… — начал было Иван, но командир перебил его.
— Отведите огонь на себя!
Бойцы принялись посылать короткие очереди по доту. В ответ – смертоносная пулеметная очередь. Пока они перестреливались, Пронин заметил как командир ушел в «слепую зону» и ползком направлялся прямо к вражеской точке.
— Убьют ведь, — негромко сказал Кононов, который также заметил маневр капитана.
— Немцы! Слева! – вдруг крикнул Иван, увидев нескольких немецких солдат. Заметив советского командира, кто-то из них дал очередь по нему.
— Гады! – в сердцах крикнул Кононов и его сержантский ППШ тотчас «скосил» двоих фашистов. Последнего, прицельным огнем «уложил» Пронин.
Вновь «заговорил» немецкий пулемет и солдаты пригнулись к земле.
— Ну, все Ваня, теперь мы в ловушке, — констатировал сержант.
Пронин подкрался к краю взгорка и не поверил своим глазам. Капитан продолжал ползти, хотя и намного медленнее. Опять пулеметная очередь и земля засыпала лицо. Иван пригнулся к земле, но вдруг пулемет захлебнулся и заглох… Вместе с сержантом Пронин выглянул из-за своего убежища и увидел изрешеченное пулями тело командира, который закрыл собою амбразуру огневой точки противника…
***
— Ну, поехали Петя, — вдруг сказал Иван Никифорович и положил несколько красных гвоздик на мемориальную плиту, где был описан героический подвиг капитана.
Он оглянулся, чтобы запечатлеть в своей памяти это место и еще раз вдохнул полной грудью пряный воздух майского Посожевья.
Евгений Семенков