450-летию Кормы посвящается

Здесь все мне на память приходит былое…

Моим ровесникам уже давно за 70. Мы из того поколения, которое принято называть детьми войны, хотя ее совсем не помним, так как родились в 1941 г.
Кормянскую русскую школу мы окончили в 1958 г. и фактически были ее первым послевоенным выпуском. С тех пор впервые встретились только через 40, а затем – через 50 лет. А теперь встречаемся почти ежегодно, живя ожиданием новой встречи. Нас тянет сюда не только «любовь к родному пепелищу и отеческим гробам», но и возможность воскресить воспоминания детства и юности. Побывать в дорогих сердцу уголках Кормы, зайти в свой 10-Б и танцевать там, напевая «Школьный вальс», поклониться могилам наших учителей – все это стало уже своеобразным ритуалом встреч. А потом застолье и воспоминания, воспоминания и такие прекрасные песни нашей юности!
В каждый свой приезд мы любуемся сегодняшней Кормой, которая так изменилась и стала очень красивой. Чтобы все это оценить, достаточно оглянуться в прошлое. Вряд ли оно зафиксировано в фотографиях, но его еще хранит наша память. Мы еще помним, какой Корма была в середине прошлого века. И мне захотелось написать об этом.
«Да это же настоящее географическое недоразумение! Ни нормальной автомобильной дороги, ни железной дороги, ни регулярного сообщения с областным центром!» – возмущался жених моей двоюродной сестры, впервые приехавший в Корму в канун Нового, 1950 года. Добираясь на попутках из Ново-Белицы, он едва не отморозил ноги, по случаю свадьбы обутые в хромовые сапоги. Действительно, до ближайшей железнодорожной станции от Кормы 60 км, до хорошей шоссейной дороги тогда было более 20 км. Автобусы или такси к нам вообще не ходили. С Гомелем Корма регулярно связывалась только в период навигации. Тогда по Сожу ходили 3 парохода Верхнеднепровского речного пароходства («Исаченко», «Каманин» и «Пролетарий»), делавшие остановку и на пристани «Корма».
Конец сороковых – начало пятидесятых годов … Немногочисленные неасфальтированные улицы Кормы были без названий и нумераций домов, без электрического освещения. «Египетская тьма» стояла даже на улице Электрической, находящейся совсем недалеко от местной электростанции. Не было электричества и во всех окраинных домах. А в центральной части поселка лампочки загорались только в определенные часы.
Летом на некоторых улицах мы по щиколотки увязали в песке, а весной и осенью – в грязи. На Почтовой и за двором старой русской школы (ее здание стояло на углу дороги, ведущей на пристань) можно было угодить в настоящие верховые болотца. Но все же булыжником были вымощены отдельные участки улиц Абатурова и Гомельской. На них и улице Ильющенко тогда уже стали прокладывать односторонние деревянные тротуары. А наша улица Кирова, теперь ставшая объездной дорогой, вся зеленела травой-муравой, и только в центре змеилась узкая пешеходная тропинка. Машины здесь появлялись крайне редко. Мы называли свою улицу «голубой Дунай».
На месте сегодняшнего административного центра сейчас уже трудно представить песчаные россыпи и торговые ряды базара, регулярно работавшего в среду, пятницу и воскресенье. Там продавали все: от излюбленных послевоенными детьми сладостей (самодельных петушков на палочке и дорожных упаковок рафинада) до коров и свиней. На площади, со стороны улицы Фрунзе, была местная «забегаловка», где торговали пивом и водкой на разлив. Замыкал базар со стороны Сырска магазин хозтоваров, в огороженном дворе которого стояли большие цистерны с бензином и керосином.
Другие торговые точки того времени – два продовольственных магазина, в одном из которых можно было также купить культтовары, галантерею и ткани, небольшой книжный магазин, соседствовавший с питейным заведением, известным в народе как «свисток». В нем к рюмке водки посетителю обязательно полагалось покупать бутерброд со шпротами. Универмага и столовой (чайной) тогда еще не было. Не было и сквера напротив столовой.
Хорошо помню большие очереди за хлебом, которые после отмены карточной системы занимали среди ночи в продовольственный магазин к «Мане и Феде» (супругам-продавцам). Большие двухкилограммовые буханки черного хлеба (белого практически не было) привозили из пекарни в специальной будке на лошади. Едва только разгружали хлеб, как начиналась невообразимая давка. Нередко за хлебом посылали и детей, но по себе знаю, как это было рискованно.
Двухэтажные здания белорусской школы, милиции, банка и спиртзавода были «высотками» тогдашней Кормы. Двухэтажным был и старый помещичий дом в районе спиртзавода, в который во время войны угодил снаряд, разворотивший самый центр здания, а с ним и полукруглый колончатый балкон. После войны это здание было отремонтировано и передано детдому, а в 1955 г. – русской школе, но балкон в нем так и не восстановили. Первый двухэтажный восьмиквартирный жилой дом (его уже нет) в Корме построили на улице Школьной только в начале 50-годов.
А на возвышенности над Кормянкой печально золотились макушки церкви, еще до войны оставшейся без крестов и колоколов, на долгие годы превращенной сначала в клуб, а затем в пекарню.
Напротив церкви, через реку, в нескольких деревянных домах барачного типа располагались поликлиника и районная больница. А недалеко от них тогда еще работали кузница и мельница.
В старой довоенной бане, стоявшей на берегу реки, не было женского и мужского отделений, а только женские и мужские дни. Зато в буфет всегда привозили большие бочки с пивом для взрослых и коржики для детей.
Недалеко от бани, на улицах Ленина и Школьной, соседствовали 2 детсада. Один из них принадлежал прародительнице теперешней фабрики – художественной артели имени К. Цеткин, другой – районо. Районовский садик – «три в одном»: единственная большая комната служила игровой (игрушек было очень мало, развивающих вообще не было), столовой, спальней и трансформировалась несколько раз в день. Вместо кроватей – раскладушки-крестовины, на которые были натянуты тканые дорожки. Отсюда 1 сентября 1948 г. наша воспитательница Раиса Семеновна строем повела первоклассников в школу. А теперь только высокий старый клен на улице Ленина указывает на то место, где когда-то был наш детсад.
Мы начинали учиться в одноэтажном деревянном здании бывшей еврейской школы, в 1938 г. переданной под русскую. В 1948 г. русская школа возобновила свою работу. Это здание уже давно снесли, и на его месте теперь мебельный магазин.
Недалеко от детсадов, на территории, теперь занимаемой фабрикой, находился местный стадион. Правда, кроме футбольных ворот, стоек для волейбольной сетки (ее надо было приносить с собой) и размеченных беговых дорожек, там ничего не было. Поэтому на стадион свободно мог прийти любой, а учитель физкультуры белорусской школы А.Ф. Афанасенко нередко проводил здесь свои уроки и тренировки, так как жил рядом. А уже с середины пятидесятых годов на стадионе по моде того времени работала летняя танцевальная площадка РДК.
В наш старый деревянный клуб (бывшую еврейскую синагогу), стоявший на углу улиц Абатурова и Октябрьской, обычно напихивалось желающих, как сельдей в бочку, так как некоторое время нумерация мест и рядов в билетах отсутствовала. Нередко пришедшие в кино последними просто подпирали стены. Помнится, так мы смотрели «Молодую гвардию», «Повесть о настоящем человеке» и многие трофейные фильмы. При клубе работала районная библиотека. Теперь от него сохранилась лишь будка киномеханика.
Напротив старого клуба и высокого памятника Сталину в Корме была своя «Красная площадь». В центре ее стояла коричневая деревянная трибуна, и здесь обычно проходили все демонстрации. Рядом с ней – «Кремлевская стена» [место захоронения казненной немцами партизанки Т. Абатуровой и умершего вскоре после войны одного из партийных руководителей района (Лавриновича)].
Зато живой достопримечательностью Кормы того времени был местный почтальон, которого звали Юзик. Худющий, никогда не унывающий весельчак и балагур, он метеором носился по улицам, передавая новости из дома в дом, из одного конца поселка в другой и расцвечивая их своими прибаутками. Это был настоящий «ходячий анекдот», всегда готовый рассмешить любого и поведать ему очередную небылицу (один год кормянцы долгое время не ходили купаться на Сож, так как Юзик пустил слух, что сбежавшие из Киевского зоопарка удавы теперь обосновались в реке возле пристани). Каждый день его приход детвора ждала с нетерпением. Завидя издали фигуру в синем (почтальоны тогда носили ведомственную форму), мы скорей бежали домой, чтобы не пропустить очередной сеанс смехотерапии. Иногда кому-то из нас Юзик доверял передать почту ближайшим соседям. А в 1958 г. из его рук я получила самую ценную для меня корреспонденцию: газету «Moscow news» и вызов в институт.
Помню еще достаточно полноводную Кормянку и ее еще не вспаханные под кок-сагыз, кукурузу или коноплю (!) берега, поросшие тогда настоящей луговой травой. Во время ледохода она крошила свои льдины и ревела, как настоящая большая река, затопляя всю низину с обеих сторон.
Участок вдоль реки от откормсовхоза до улицы Зайцева я могла пройти с закрытыми глазами. Здесь знала каждую складку местности, каждую воронку от бомбы, каждую тропинку, каждый камень. Знала места многих птичьих гнездовий и их принадлежность. Знала, где летают фиолетово-зеленые стрекозы и красивые бабочки, где растут щавель и гвоздика-смолевка, как пахнут иван-чай, чабрец и лабазник вязолистный, где можно собрать горсть земляники или малины, плодов тмина или луговых опят. Знала, что у подножия кургана (его уже срыли), на некотором расстоянии от реки, даже в самую жаркую пору пробивается почти ледяная вода. На береговых откосах мы копали мел для побелки печей и стен и всегда искали «чертов палец» на счастье. У многих здесь были свои «кринички»; родник тогда можно было откопать во многих местах Кормянки.
Помню, что после уборки зерновых и картофеля ветер начинал разносить по округе специфический запах самого вредного в поселке производства (спиртзавода). Весной его не мог перебить даже аромат сотни цветущих яблонь соседнего со спиртзаводом старого помещичьего сада. Вдоль правого берега Кормянки от завода тянулось уродливое сооружение (длинный лоток, укрепленный на опорах разной высоты), по которому текла барда в хранилища откормсовхоза. И тогда вечерами или рано утром можно было видеть людей с ведрами и коромыслами, а зимой еще и с санками. Это толпы кормянцев шли на спиртзавод за бардой для домашних животных. В каждом дворе тогда держали свиней и коров, и несколько стад паслись на поле, которое во время войны было аэродромом. Как же давно все это было!
Корма – мой родны кут, чистые родники детства и юности! Уже постепенно тает нить моей жизни, но тропинки детства и юности проходят через сердце. Их забыть невозможно.
Ольга Исаковна Костюченко,
уроженка г.п. Корма